Расположена в центральной части села, возле шоссе Москва—Санкт-Петербург, к которому обращена южным фасадом; с другой стороны расположена обширная площадь. Построена на месте старого деревянного путевого дворца в 1764—67 гг., частично на средства, пожалованные Екатериной II, как предполагают, по проекту выдающегося архит. С.И. Чевакинского. В храме находились приделы Петра и Павла и Екатерины, в трапезной - придел Флора и Лавра. Ок. 1837 г. сооружены колокольня и трапезная с приделами Флора и Лавра и Трех Святителей, а к южному фасаду храма пристроен портик. Кирпичная, оштукатуренная церковь с белокаменными деталями - один из самых значительных по своим художественным достоинствам памятник архитектуры Бо-логовского р-на, органично сочетающий в своем облике черты позднего барокко (храм), ампира (колокольня и портик) и позднего классицизма (трапезная).
Источник: «Свод памятников архитектуры и монументального искусства России. Тверская область. Часть 2», Москва, «Наука», 2006 г.
Хотилово. Год 1744...
Когда я заживаюсь в дальних каких-нибудь краях больше двух-трех недель, мне начинает сниться дорога к дому. И чаще всего — именно дорога: тысячу раз езженная трасса Москва—Ленинград, то бишь, по-нынешнему Петербург. Причем, снится не ярко-синий щит, вырастающий на фоне Преображенского храма в Куженкине с долгожданной надписью «Бологое — 15 км». Снится возникающая далеко на горизонте, похожая сперва на очертания одной из елей, темнеющих на стыке неба и земли, колокольня хотиловского собора. И, хоть и знаешь, что даже до самого Хотилова на приличной автобусной скорости длинную акынскую песню спеть можно, а по сердцу уже волна исполнившегося ожидания пробегает: ну, все... Дома, наконец...
Колокольня эта настолько незыблемо врублена в ландшафт, что кажется она такой же вечной, как наше низкое небо осенней непогоды над ней, как черные ели на фоне оранжевого или багрового заката...
Но сегодня я хочу рассказать вам о тех временах, в которые никто и помыслить не мог, что вдруг, чуть ли не в одночасье воплотится на мелких хотиловских холмах задумка царского зодчего, чьи прежние мечты, материализовавшиеся в граните и ладожском камне, вот уже третий век отражаются в водах неспешно текущей во времени Невы...
Кунсткамера, им построенная, еще была почти родниковой на невской набережной, поскольку ни величавого дома Академии художеств, ни самой Академии еще не было. Она будет основана только через тринадцать лет после описываемых событий. Основано еще будет много чего — и первый российский университет, и первый русский театр. А в те годы еще не до театра и не до художеств было России-отроковице: только-только кончилась большая война со Швецией, только-только начинала свое двадцатилетнее царствование императрица Елизавета Петровна...
А село Хотиловский (или Хотилов) Ям, давно и прочно обосновавшееся на новгородском порубежье, привычно коптило небо дымками из курных изб, вовсе и не помышляя о том, что ему, бывшей вотчине посадника новгородского Хотила, предстоит трижды на протяжении всего нескольких десятилетий суматошного XVII века всерьез отметиться в судьбе трех первых лиц Российского царствующего дома...
Итак, год 1744. Уже тогда главным для села было существование почтового тракта — именно он, а не скудные клочки полей вдоль него, кормил бывшую посадникову вотчину. Через несколько лет императорский библиотекарь Александр Радищев напишет о нем так: «Хотиловский Ям был уже в виду... Дорога была негладкая, лошади шли шагом...» Императорскому библиотекарю спешить было некуда, курьерская гоньба была ему не по чину».
Те, кому было по чину, на «неровности дороги», в которых, бывало, и возок утопал, как в болоте, внимания не обращали.
Давайте еще в одну старую книгу заглянем. «... Она наследовала энергию своего отца, строила дворцы в двадцать четыре часа и в двое суток проезжала тогдашний путь от Москвы до Петербурга, исправно платя за каждую загнанную лошадь». Но столь стремительные передвижения императрицы, отмеченные Василием Осиповичем Ключевским, которого мы процитировали, не всегда были следствием лишь взрывного характера «дщери петровой». Чаще обстоятельства понуждали ее к этим скоростным мучениям — иначе и не назовешь ту езду по старому петербургско-московскому тракту...
Итак, год 1744... Всего два года назад, как гласит кстати попавшаяся под руку «Иллюстрированная хронология истории Российского государства в портретах», «...Елизавета вызвала из Голштинии 14-летнего племянника Петра Ульриха, сына Анны Петровны, объявила его своим наследником под именем Петра Федоровича.» Начинающая свой властный путь императрица заглядывала далеко вперед во времени, и выбор наследника престола и будущих ее деяний был, как бы сейчас сказали, «просчитан» до мельчайших тонкостей. Государственные соображения перевесили на чаше весов и другие наклонности прусского племянника, и даже чужеродность его российскому духу. Властители, увы, не всегда властны в своем выборе. Помянутый нами Ключевский потом с сочувствием заметит: «... назначенный ею наследник престола — самое неприятное из всего неприятного, что оставила после себя императрица Елизавета....»
И еще одна цитата: «Елизавета приходила в отчаяние от характера и поведения племянника и не могла провести с ним четверти часа без огорчения, гнева и даже отвращения... С ее набожного языка срывались совсем не набожные отзывы о нем: «проклятый племянник», «племянник мой урод, черт его возьми!»
Но когда черт, откликнувшись на крик души Елизаветы, принялся за дело, она не пожалела ничего, чтобы спасти Петра.
Итак, год 1744... Все просчитано. Будущий император пристроен под строгий надзор при дворе. Тут же рядышком (пусть присматривается!) и будущая предполагаемая императрица. При крещении лютеранку из Штеттина Софью-Августу нарекли Екатериной. И было ей в том достопамятном году неполных пятнадцать лет. И был этот год мучительным и тревожным для нее... И судьба России (та судьба, которую она получила) была буквально на волоске.
А самым тонким местом, где волосок этот мог со стоном оборваться, было не что иное, как наше Хотилово. Именно здесь переплелись судьбы русской истории, судьбы России, олицетворенные в судьбе будущего императора Петра III и будущей императрицы Екатерины II.
Но пусть она сама об этом расскажет. Давайте послушаем императрицу. Ее «Сочинения» доносят до нас тонкий, торопливый, с почти незаметным акцентом девчоночий голосок:
«...Как только... зима установилась, мы поехали из Москвы в Петербург в санях, мать и я в одних, великий князь (будущий Петр III — B.C.) и граф Брюммер в других. 18 декабря, день рождения императрицы, мы отпраздновали в Твери, откуда уехали на следующий день. Приехав на полпути в Хотиловский Ям, вечером, в моей комнате, великий князь почувствовал себя плохо; его отвели к себе и уложили; ночью у него был сильный жар. На следующий день, в полдень, мы с матерью пошли к нему в комнату, но едва я переступила порог двери, как гр. Брюммер пошел мне навстречу и сказал, чтобы я не шла дальше; я хотела узнать почему; он мне сказал, что у великого князя только что появились оспенные пятна. Так как у меня не было оспы, мать живо увела меня из комнаты, и было решено, что мы с матерью уедем в тот же день в Петербург, оставив великого князя и его приближенных в Хотилове; графиня Румянцева и фрейлина матери остались, чтобы ходить, как говорят, за больным. Послали курьера к императрице, опередившей нас (после отъезда из Москвы — B.C.) и бывшей уже в Петербурге...»
Читая дальше воспоминания Екатерины, поневоле вспомнишь броскую характеристику Елизаветы Ключевским. Она действительно была стремительна. Перечитайте еще раз предыдущий абзац, отмечая хронологию по дням, и считайте дальше. Продолжим императрицыно повествование:
«В некотором расстоянии от Новгорода мы встретили императрицу, которая, узнав, что у великого князя обнаружилась оспа, возвращалась к нему из Петербурга в Хотилово, где и осталась, пока продолжалась его болезнь. Как только императрица нас увидела, хотя это было ночью, она велела остановить свои сани и наши и спросила о здоровье великого князя. Мать сказала ей все, что знала, после чего императрица приказала кучеру ехать, а мы продолжили тоже свой путь и прибыли в Новгород к утру».
Интересно все-таки, как в этом маленьком отрывочке предстают два столь разных женских характера. Русская безоглядность Елизаветы — только что проделать изрядно трудную дорогу в семьсот верст и по первому зову беды — забыть усталость, и неприязнь, и предстоящие тяготы — и броситься безудержно по зимним ухабам в фиолетовый мороз бесконечного русского зимнего тракта... И тут же — безучастная, трезвая речь штеттинской принцессы, только что освоившей русский язык. Такой она останется и на престоле — никто никогда ее подлинных чувств не увидит. Разве что порой позволит она чисто по-русски прорваться своему гневу. Да и то — расчетливо позволит. Ведь когда поверяет она желтоватому листу бумаги эти воспоминания давних лет, прекрасно понимает, сколь много было поставлено на карту теми декабрьскими днями и ночами 1744 года...
Итак, год 1744-й...
Где стоял тогда тот дом, где Господней волей решатся не только вопрос жизни или смерти Петра Ульриха? Ведь одолей его черная оспа — вместе с бывшим прусским принцем умер бы и российский император Петр III... И отправилась бы обратно в Штеттин новообращенная девица Екатерина, и вскоре наверняка опять стала бы Софьей-Августой ... И не было бы мятежного дня 28 июня 1762 года, когда плечи гвардейцев подсадили на российский престол жену Петра Ш-го... Кто бы переписывался тогда с Вольтером?..
И кто бы загнал на десятилетнее «безвыездное пребывание» в Сибирь Александра Радищева за кусочек книги, по роковому совпадению названному именно «Хотилов»? Но любой мало-мальски знающий историю человек скажет: не было в то время другого претендента на российский престол, который смог бы создать в России ту атмосферу, в которой засветились столь наэлектризованно имена Новикова и Радищева, Державина и Фонвизина...
Так что я нисколько не преувеличу: за плотно занавешенными окнами неведомого дома в селе Хотилово императрица Елизавета Петровна выхаживала будущую судьбу государства. Ту судьбу, которую с благодарностью и гордостью мы наследовали.
Жаль, конечно, что не суждено нам теперь, в конце двадцатого века и на пороге новой России, узнать, где же стоял тот дом в Хотилове, который заслужил памятную доску. Большую он службу сослужил тогда...
Итак, год 1744-й... Оттрещали рождественские морозы, наступил год 1745 — со своими, крещенскими уже, морозами. А «в начале февраля императрица вернулась с великим князем из Хотилова. Как только нам сказали, что она приехала, мы отправились к ней навстречу и увидели ее в большой зале, почти впотьмах... несмотря на это я чуть не испугалась при виде великого князя, который очень вырос, но лицом был неузнаваем: все черты его огрубели, лицо еще все было распухшее, несомненно было видно, что он останется с очень заметными следами оспы... Я пробормотала ему свое приветствие по случаю его выздоровления, но в самом деле он стал ужасен. 9 февраля минуло ровно год с моего приезда к русскому двору. 10 февраля 1745 года императрица праздновала день рождения великого князя, ему пошел семнадцатый год. Она обедала одна со мной на троне... она мне сказала, что русские письма, которые я ей писала в Хотилово, доставили ей большое удовольствие (по правде сказать, они были сочинены Ададуровым, но я их собственноручно переписала)...»
Итак, год 1991-й... Проносятся мимо хотиловского собора по синеватому асфальту ревущие дизеля — КамАЗы и вольво, икарусы и мерседесы... Бедный собор подрагивает от сотрясения почвы, и неслышными осенними листьями падают иногда, отслоившись от древней стены, пласты давней уже, предолимпийской, покраски... И мало кому приходит в голову идея остановиться да поинтересоваться именем собора. А уж тем более — почему именно в честь Петра и Павла наречен он был в позапрошлом веке...
А знать — следует. Не так уж много на Руси у нас храмов, построенных в честь событий благоприятных. Как-то у нас все больше «храмов на крови» возводилось.
Ну, вот теперь будете знать. А при случае — и другим расскажете. Чем меньше в истории белых пятен — тем меньше пятен в истории вообще...
Источник: Виктор Сычёв «Меж двух столиц. Стихотворения, графика, очерки», В.Новгород, «Русская провинция», 1998 г.
Другие достопримичательности:
